В одном я уверена точно: у меня никогда не будет определённого мнения о революционерах, русских в 1917 году или французских в великую французскую революцию.
Вроде бы массовые разрушения, террор и убийства нельзя оправдать, а вроде бы человек идёт на такие меры только когда у него крайняя степень отчаяния, когда ему испортили жизнь донельзя.
Тут проблема в том, что человек не может почувствовать себя в чужой шкуре.